Зимние аккорды, или Болезнь куклы

Не пишется, не работается, не мечтается… Вредная частица «не» преследует всюду и мешает мне жить. Который день прислушиваюсь к музыке, которая звучит во мне – тягучей и словно замедляющей сердечный ритм. Только сейчас поняла, что это Чайковский.

Помните «Болезнь куклы»? На первый взгляд простенькая такая мелодия, будто для неумех, потом вмешиваются протяжные басы. И совсем уже не по себе становится, когда раздаются приглушённые и разрывающие сердце средние голоса.

Словно капля по капле уходит… жизнь или болезнь? Странная музыка из детского альбома.

Как ты там сказал: «Безделье — это когда ничего не горит, а свободного времени уйма, и его можно потратить на бессмысленные, но интересные вещи». Пробовала. Не получилось.

Старый приятель написал, что хочет приехать после Рождества и поздравить меня с праздниками. «Чего бы ты хотела?» – спросил.

Во-первых, хотела бы, чтобы всегда были мужчины, которые спрашивают, чего бы я хотела, и я по интонации понимала: даже если у меня возникнет совершенно бредовое желание – выполнят.

Во-вторых, – чтоб перестали стрелять. И в третьих, и в-четвёртых….

А ещё – чтоб в праздники близкие собирались за моим столом, и чтоб было весело и шумно, чтоб дом ходил ходуном, чтоб все смеялись и спорили, подначивали и радовались, глядя друг на друга.

Чтоб сосед Славик, увидев нас с почти девяностолетней тётей Соней, улыбался и кричал: «Привет, девочки!»

Чтобы утром вскакивалось, как на пружине, и чтоб рассвет, как малиновое варенье, и прохладный воздух через занавеску.

И чтоб писалось, и мужчины казались интересными, дети трогательными, картины советских художников таинственными, книги манящими, кофе ароматным и чиабатта свежей…

Чего мне еще хотеть, правда? … Чтобы не болела кукла. Я больше не могу слышать, как она плачет. Прощается и плачет. Она потеряла надежду.

Незадолго до знакомства с тобой я услышала фразу: люди умеют говорить друг с другом не только словами, но и душами, и этот разговор намного ценнее вербального. Двое встречаются, начинают общение именно потому, что на том, невидимом уровне, они уже почувствовали, что друг другу почему-то подходят. Я уверена, что всё так и есть.

Давным-давно, в совсем ещё девчоночьей юности я начала создавать мужчинувсейсвоейжизни. Стежок за стежком безукоризненной гладью из шёлка. Чертами, что в какой-то случайный момент казались мне самыми главными. И ставила перед ним задачи, которые не могла или не хотела решить сама.

Он должен был всегда брать ответственность на себя, быть уверенным и великодушным. И быть умнее меня в необидной для меня форме.

Вкусно пахнуть и помнить всякую приятную ерунду. Вслух.

Много знать, грамотно писать и уметь дурачиться.

Знать, когда нужно перестать орать на глупую меня и просто обнять.

Уметь переустанавливать Windows и строить дворцы.

Смотреть так, чтобы мурашки по коже и бабочки в животе.

Сочинять увлекательные сказки и рассказывать их перед сном….

Я, как смешная героиня «Сказки о Принцессе», творила и «шлифовала образ до легкого свечения». Снилось ли, что он может ожить, как Галатея у Пигмалиона – не знаю. Но однажды он материализовался. Правда, ему не было никакого дела до принцессиных мечтаний – у него были свои реальные планы и куча дел. Он на лету решал пару-тройку смешных девчоночьих проблем, варил кофе и уходил по своим взрослым делам.

«А я?.. А как же я?..» – всхлипывала душа. Она просто не могла смириться с тем, что у воплощения мечты своя жизнь. Неожиданно и больно – своя.

…Иногда даже в грозном шипении зимнего моря можно услышать ту самую грустную мелодию о больной кукле.

Жизнь, как морская вода – сильная, красивая, движется, но… далеко не сахар. И с этим ничего не поделать. Нужно просто жить.